Объявлены номинанты на литературную премию «Русский Букер»

Знаменитая литературная премия «Русский Букер» начала свою жизнь 25 лет назад благодаря вдохновляющему жесту и финансовой поддержке британского «Букера».
Объявлены номинанты на литературную премию «Русский Букер» фото: morguefile.com
До сих пор председатели букеровского комитета в Москве — британцы. Профессор Игорь Шайтанов, литературный секретарь премии и вдохновитель, на пресс-конференции приветствовал британца Саймона Диксона и представил литературным собратьям членов нового жюри во главе с Олесей Николаевой — поэтом, прозаиком и знатоком литературы.
Из 70 номинированных произведений жюри включило в длинный список 24 романа. Это предельно допустимая цифра.
«Русский Букер» — самая первая литературная негосударственная премия за лучший роман года. И Букеровский комитет готовится отпраздновать замечательное событие. Шайтанов обрадовал:
— Готовится целая книга «Русский Букер‑25». Презентация состоится на торжестве чествования нового лауреата 2015 года, и ее подарят всем участникам праздника, приглашенным на торжество: писателям, критикам, журналистам.
Шайтанов поблагодарил букеровского спонсора.
Председатель жюри, поэт Олеся Николаева говорила горячо и вдохновенно:
— Я читала все лето. Встречались замечательные произведения. Оторваться от них было просто невозможно: яркое, увлекательное, стилистически виртуозное письмо. Ведь предмет литературы — человек. В представленных романах обилие открытий новых характеров. У меня сложилось такое впечатление, что наконец-то в романах появляется новый герой, новый характер. Может быть, раньше я не смогла все прочитать, все охватить. До этого у меня складывалось впечатление тревожное: куда-то из романов исчезает герой. А на этот раз появляются новые характеры — более цельные, самобытные. На мой взгляд, это уже авторская удача.
Мы строго отнеслись к жанровым требованиям. Некоторые сочинения представляли всего лишь собрания рассказов, связанных с героем, но лишенных цельности и непосредственности.
Шайтанов тут же развил эту мысль:
— На мой взгляд, в современном романе изменилась перспектива осмысления истории. Если традиционно настоящее обосновывалось прошлым, то нынче происходящее для современных романистов интереснее самой современности.
Шайтанов высказал беспокойство:
— В прошлом большая часть романов сначала печаталась в журналах. А нынче, когда журналы бедствуют, только два романа из двадцати четырех опубликованы в журналах. Естественно, раньше на премию выдвигали романы журналы, а сейчас — издательства.
Член жюри Владимир Козлов (Ростов-на-Дону), профессор, ректор федерального университета, высказал свое наблюдение: «Современный роман явно усложняется. До недавних пор роман ограничивался уровнем рассказанной истории. Сейчас в лучших произведениях угадывается поиск каких-то контекстов, мыслей, которые объясняли бы современность. Поэтому жанр современного романа, к счастью, усложняется в уровне мастерства и авторского высказывания».
В составе жюри — интересные профессионалы: критик, прозаик Алиса Ганиева и профессор РГГУ Давид Фельцман.
Среди 24 романистов сияют имена уже прославленных авторов, лауреатов крупнейших премий: Евгений Водолазкин («Авиатор»), Людмила Улицкая («Лестница Якова»), Леонид Юзефович («Зимняя дорога»).
Приветствуем и успешный роман «Мальчик, идущий за дикой уткой» крупного кинематографиста Ираклия Квирикадзе, а еще книгу отважного живущего в Сибири Михаила Тарковского «Тойота-креста».
В добрый путь, 25‑летний «Русский Букер»!

Андрей Дементьев свои 88 встречает в Твери

Это стало уже доброй традицией, что 16 июля, в день рождения Андрея Дмитриевича, в Твери, в первом в России Доме поэзии (названном именем Дементьева), происходят какие-то удивительные события — выставки, презентации, концерты, публичные чтения… Вот и сейчас здесь открывается памятник поэтам-шестидесятникам работы Зураба Церетели (скульптор передает свой монумент в дар городу).
Андрей Дементьев свои 88 встречает в Твери фото: Александр Корнющенко
— Книжные тома с великими именами на корешках (а это имена Булата Окуджавы, Андрея Вознесенского, Роберта Рождественского, Евгения Евтушенко, Владимира Высоцкого, Беллы Ахмадулиной) вписаны в черный квадрат, — рассказали нам устроили праздничного действа, — этот монумент, установленный перед Домом поэзии, есть дань уважения невероятно талантливой плеяде поэтов, ставших символом новой свободы…
И стихотворения всех их печатались на страницах легендарного журнала «Юность», главным редактором которого много лет являлся Андрей Дементьев. Понятно, что по случаю дня рождения мэтра подготовлена разнообразная программа: ожидается, что приедет сам Евгений Евтушенко, который поделится со слушателями новыми стихотворениями; стихи (свои и ушедших классиков XX столетия) прочтут Лариса Васильева, Александр Шаганов, Юрий Поляков, Лариса Рубальская. В самом Доме поэзии откроется еще и выставка живописи Зураба Церетели.
Ну а вечером всех ждет гала-концерт «Письмо из XX века: «Будьте счастливы, Человеки!» с участием звезд российской эстрады и друзей Андрея Дементьева — Иосифа Кобзона, опять же Евгения Евтушенко, Льва Лещенко, Олега Погудина и многих других. Сам виновник торжества вместе с Максимом Авериным будет вести творческий вечер. В финале над Волгой грянет салют.
Мы же от всей души поздравляем Андрея Дмитриевича с днем рождения, желая дальнейшего процветания его Дому поэзии, и ждем его новых произведений, чтобы вся жизнь была подчинена им же (Дементьевым) сформулированному закону:
Как весны меж собою схожи:
И звон ручьев, и тишина…
Но почему же все дороже
Вновь приходящая весна?

Как цензура изменила детские книги: «Целовать можно, но без подробностей»

За последние годы мы привыкли к тому, что ограничений в Интернете и СМИ становится все больше. Изначально они были введены для защиты детей от вредной для них информации, при этом сильнее всего оберегающий детей закон повлиял на незаметную широкой публике сферу — детские книги. Появление возрастной маркировки — 6+, 12+, 16+ — радикально изменило отношение издательств к текстам. Теперь авторы, пишущие для подростков, должны быть очень аккуратны: стоит им чуть не вписаться в требования закона, и книгу отправят на взрослую полку магазина, где юный читатель ее просто не найдет, а само издательство из-за этого понесет убытки.
На условиях анонимности мы поговорили с редактором отдела детской литературы одного из российских издательств и узнали, куда из детективов для детей исчезли окурки и почему героиням нельзя ходить в мокрых майках.
Как цензура изменила детские книги: «Целовать можно, но без подробностей» фото: Наталия Губернаторова
— Недавно я хотел купить в подарок «Карлсона», открыл и удивился: Карлсон больше не курит, хотя я точно помню, что раньше в тексте это было. Оказалось, что подобные поправки появились в последнее время во многих текстах. С чем это связано?
— Случай с «Карлсоном» скорее исключение из правила: переводную классическую литературу обычно не трогают. А вот в отечественных книгах последних десятилетий такие изменения уже давно стали нормой. Все это происходит ради детских возрастных цензов — 6+ или 12+. Вредные привычки, драки, ругань, даже объятия сейчас практически табу.
Самый распространенный пример, по крайней мере для жанра детского детектива, — окурок. Очень часто юные сыщики находят такую улику и по ней пытаются вычислить преступника. Они подходят к табачным ларькам, выясняют, кто покупал сигареты… Понятно, что большинство этих детективов были написаны в 90 е годы, и тогда в этом не было ничего ненормального, но сейчас при переиздании возникают сложности.
Ведь если на окурке строится сюжет, его нельзя заменить на фантик от конфеты. В других случаях при переиздании старых книг мы принимаем меры: меняем шампанское на выпускном на минералку и газировку.
— Это сюжеты 90 х. Но что делать, если у нас есть классический текст — «Бронзовая птица» или «Кортик», к примеру. Его тоже нужно будет исправлять?
— Как раз эти два текста уже можно считать классикой. Их пока не переиздавали, но если придется, то обойдемся без изменений. Это все-таки книги, которые известны многим. А вот из вещей, написанных недавно, сигареты и пиво сейчас будут безжалостно вырезаны.
— Но как тогда быть с окурком, на котором строится сюжет?
— Скорее всего, его сохранят, но при этом несколько раз постараемся вставить фразу о том, что курить вредно, «я не курю и не собираюсь». То есть добавим осуждение, которое по закону для текстов с аудиторией 12+ обязательно. Впрочем, еще хорошо, когда курение и алкоголь связаны с «плохими» персонажами — это часть их отрицательного образа. Гораздо хуже, когда…
— Шерлок Холмс?
— Да, как раз о том и речь. По примеру Холмса многие положительные персонажи, например, какой-нибудь папа главного героя, тоже курят трубку. И дети в книге раньше могли тоже поиграть с трубкой, походить, не куря ее. Теперь — все: в это и играть нельзя, об этом упоминать нельзя, и лучше бы папе даже не курить и не пить пива на даче.
— То есть ни намеком?
— Конечно. Не надо, просто не надо. Тем более уж всякие вещи типа наркотиков, которые вызывают у редактора откровенную панику. Ведь во многих детективах, написанных в 90 е, сюжет построен вокруг наркотиков, а эта тема табуирована еще больше, чем сигареты. Понятно, что иногда от нее совсем избавиться нельзя, но в таком случае мы убираем не то что намеки на какие-то подробности, но и сами названия наркотиков.
— Тут понятно, но как быть с очевидной классикой, где «запретное» вынесено даже в заголовок — например, «Городок в табакерке» Одоевского?
— Все зависит от фанатизма редактора. В целом, поскольку это классика-классика уже как два столетия, табакерку цензуре не подвергнут. А вот если сегодня кто-то из авторов пришлет подобный текст, тут уже все ясно: табакерки просто не будет. Какая табакерка, какие сигареты, какое пиво, какие наркотики? Только минералка! Всё!
Я однажды долго обсуждала с автором очень колоритную героиню, старую актрису. Она, несомненно, персонаж положительный и, тоже несомненно, курит, это часть ее образа. Автор никак не шел нам навстречу. Говорил, что не может отнять у старой женщины сигарету, что это последняя радость в ее жизни. В общем, тяжело нам было.
В конце концов вредную привычку мы бабушке оставили, но вычеркнули большую часть сцен, где она курила. Заодно заставили ее рассказывать внукам: «Вы ни в коем случае так не делайте. Я старая, мне уже все равно, но вы так не поступайте».
— С сигаретами все понятно. А алкоголь? Я прекрасно помню, как в 90 е годы у нас выходили английские детские детективы, где дети пили сидр.
— Мы заменим его на лимонад.
— Даже если это переводной текст?
— Да. Я даже опасаюсь, что замену на лимонад мы можем произвести без согласования с автором, если это не ключевая деталь. Или вовсе опустим: между одним и другим произволом грань тонка. Иначе книга не впишется в установленную законом возрастную аудиторию. Тут нужно еще иметь в виду, насколько текст хорошо знают.
— И возвращаясь к классике, хоть к тому же «Шерлоку Холмсу». Можно ли все-таки его теперь «официально» читать детям?
— В законе, когда речь идет о возрастной маркировке книг, сразу оговорено, что эти правила не распространяются на классику. Вопрос, что ею признавать. Считается, что классика — это все, что входит в школьную программу, дополнительное чтение в ее рамках, а также «президентские» сто книг.
Тут, конечно, история отдельная. Я их посмотрела и сильно удивилась. Одна из книг в этом списке, написанная во времена СССР, начинается с того, что маленького мальчика приводят в женскую баню, и он видит обнаженные женские тела. Об этом рассказывается в красках. В принципе ничего крамольного, но мы себе не можем позволить такое, это сразу 18+.
Так что на школьную классику правила не распространяются. В противном случае то же пресловутое «Преступление и наказание», где в подробностях описывается убийство старушки, это 18+ сразу.
— Кроме вредных привычек и насилия бывает еще и нецензурная лексика. В СМИ — понятно, есть запретные пять слов, которые все знают, а в книгах?
— То же самое. Мат — и книга сразу становится 18+, а продается в пленке.
— Но ведь есть же пограничные ситуации. Я помню перевод «Братьев Львиное Сердце» Астрид Линдгрен, где положительный герой говорил, что нужно быть отважным, а иначе станешь куском дерьма.
— А вот с бранью тоже есть ограничения. По закону любые ругательства — но не мат — сразу относят книгу к 16+. И мы оказываемся в странной ситуации: необходимо понять, что делать с абсолютно детскими текстами, где нет ни наркотиков, ни насилия, но одна девочка называет другую дурой. Считаем мы, что это не страшно, ставим 12+, или перестраховываемся и решаем не искать неприятностей — тогда 16+. Есть еще один вариант: просить автора — если, конечно, он жив и доступен, — чтобы одна героиня называла другую не «дурой», а «нехорошей глупой девочкой». Ну а дальше, понятно, начинается беседа с писателем о том, как говорят современные дети, отражает ли книга правду жизни и зачем она вообще тогда нужна.
В итоге мы не переиздаем некоторые вещи из-за нежелания авторов что-то менять. У нас есть закон, мы обязаны ему следовать.
Кстати, взрослая литература, за исключением эротической вроде «50 оттенков серого» и иже с ними, будет иметь возрастной ценз 16+, даже криминальные боевики.
На них нет пленки, можно сходить в магазин, посмотреть: горы трупов, расстрелы, но без кровавых подробностей. У современной английской писательницы Жаклин Уилсон есть очень известная книга «Разрисованная мама» — если бы сейчас ее захотели переиздать, то сразу возникла бы масса вопросов, потому что мама там алкоголичка и вообще ведет беспутный образ жизни. А книга движется к мировой классике.
Впрочем, тут уже вопрос о социальной миссии: неблагополучную сторону жизни мы не можем верно отразить, рассказать о том, что такое тоже бывает и как с этим жить. Точнее, не можем рассказать не рискуя. Потому что есть издательства, которые все равно не закрывают для себя социальные темы, пусть и ставят 16+.
— А как, по-вашему, покупатели в книжных на самом деле ориентируются на все эти 6+, 12+, 18+?
— У нас нет способа это понять. Если бы в одном магазине книги продавались с возрастной маркировкой, а в другом — без, то мы могли бы сравнить, но это введено повсеместно. Зачастую возрастной ценз оборачивается неожиданной стороной. Несмотря на то что он всего лишь указывает возраст, с которого книга рекомендована к чтению, и дети, и родители думают, что 6+ означает «для детей шести лет», хотя на самом деле — это от шести и хоть до 156.
И наоборот: если на книге стоит 16+, то в группах издательства, которые мы ведем «ВКонтакте», подростки совершенно серьезно задают вопросы «можно ли читать эту книгу, если мне пока только 15?».
У детей вообще сильно изменилось сознание: они очень отличаются от нас — тех, какими мы были в детстве. «ВКонтакте» всерьез спрашивают, есть ли у книги мораль: важно, чтобы все было разложено по полочкам.